Столкнувшись с необходимостью в помощи в данной ситуации, я сделала то, что никогда не думала, что сделаю. Я открыла ноутбук.
Дорогая Ида.
Я встречаюсь с мужчиной почти два месяца и уже сильно влюблена в него. Несколько недель назад он узнал, что у него есть дочь от бывшей девушки. Это некрасивая история, но, если по существу, она ему изменила, соврала об отцовстве и несколько лет держала его вдалеке от ребенка.
Конечно, его бывшая красивая, умная, у них одинаковая страсть к делу там, где они работают. Во многих областях эти двое больше совместимы, чем мы с ним. В довершение ко всему, она ясно дала мне понять, что хочет его вернуть.
Проблема в том, что он действительно неравнодушен ко мне, и я, в свою очередь, не хочу причинить ему боль.
Мне просто необходимо непредвзятое мнение в этом вопросе. Должна ли я вежливо откланяться и дать ему воспользоваться возможностью возродить отношения с бывшей, чтобы они смогли стать настоящей семьей? Я люблю его настолько, что готова идти на жертвы.
Тереза, Бруклин.
Написание этого письма произвело на меня неожиданный успокаивающий эффект. Я не ждала, что Ида поделится со мной своей мудростью. Чаще всего ее советы были полным дерьмом. Но сам процесс написания письма, казалось, помог посмотреть на мои чувства в перспективе. Также это помогло мне понять, что, пока не настанет день, когда я решу откланяться, Женевьева больше не будет трахать мой мозг.
По дороге к дому этой суки я врубила музыку на полную и пела песни во все горло. Я поняла, почему у атлетов перед соревнованиями, кажется, всегда надеты наушники. Им нужно зарядиться, чтобы не позволить сомнениям и страхам взять верх.
Проехав по длинной подъездной дорожке, я припарковалась и уставилась на величественный дом. В Хэмптоне было прекрасно, но я, определенно, принадлежала Бруклину. Когда я вышла из машины Грэхема, входная дверь открылась и оттуда вышла женщина. Она взглянула на меня, и на ее безупречном лице медленно растянулась злобная ухмылка.
— Самира. Как мило, что ты приехала.
Я изобразила свою лучшую улыбку, чтобы соответствовать ей.
— Эйнсли. Как прекрасно видеть тебя.
Эйвери выглядела удивленной. Она закурила сигарету, что меня сильно удивило.
— Сколько там уже? Семь, восемь недель? Я в шоке. Обычно, Грэхем выносит мусор по вторникам.
— Знаешь, как говорят: что ценно одному, для другого мусор.
Она сделала долгую затяжку, а затем выдохнула дым дюжиной маленьких колечек. С тех пор, как еще в девяностых мой дядя Гвидо бросил курить «Лаки Страйк» без фильтра, я не видела, чтобы так кто-то делал.
— Знаешь, от курения появляется рак, — я наклонилась к ней и прошептала, — и морщины.
После еще двух затяжек она выбросила сигарету в огромный горшок.
— В конце концов, ты ему наскучишь, и он одумается. Хороший минет или какие там услуги ты ему оказываешь, из-за чего он якшается с нищебродами, в итоге, ему надоест.
— Я бы спросила твоего мужа, так ли это, но по палке, застрявшей так глубоко в твоей заднице, и так догадываюсь, что у бедного мужика не все в порядке с головой.
Внутри дома было тихо, слышен только стук каблуков Эйвери.
— Где все?
Она налила себе чашку кофе и, конечно же, не предложила гостю. Посмотрев на меня поверх края чашки, она улыбнулась коварной улыбкой и сказала:
— Ты имеешь в виду счастливую семью?
— Я имела в виду Грэхема и Хлою.
— Мама, папа и их прекрасный ребенок сейчас на пляже, открывают первый купальный сезон для своей дочки.
— Это мило.
— Когда Грэхем и Женевьева купили этот дом, обычно они, как кролики, трахались в океане. Подумай об этом, их дочь могла быть зачата здесь.
Эта сука была действительно нечто. Я выдавила еще одно «это мило», изо всех сил притворяясь, что она меня не достала. Но правда была в том, что я не могла не ревновать, думая о Грэхеме с Женевьевой. Очевидно, у них были сексуальные отношения. Мне просто не нужно представлять, как это выглядело.
Я подошла к стене с раздвижными стеклянными дверями, ведущими к заднему двору и дальше на пляж. В ста метрах впереди были Грэхем с Женевьевой. Они оба переодевались, а Хлоя воодушевленно прыгала вверх и вниз между ними. Было невыносимо больно видеть мужчину, которого я люблю, резвящимся на пляже с другой женщиной.
Когда они оба разделись до купальных костюмов, я смотрела, как в замедленной съемке, как Хлоя взяла за руку каждого родителя, и втроем они побежали к воде. Современная картина Нормана Роквелла с Барби и Кеном в главных ролях. Мое сердце болезненно сжалось.
Эйвери подошла ко мне и посмотрела через мое плечо.
— Какой счастливой семьей они могут быть. Посмотри на улыбку на лице Грэхема.
Грэхем действительно улыбался. Он смеялся и брызгался водой и с Хлоей, и с Женевьевой. Он на самом деле выглядел довольным.
Эйвери сделала глоток своего кофе.
— Разлучница.
Я открыла стеклянную дверь и вышла наружу. Когда я повернулась, чтобы закрыть дверь, Эйвери победоносно улыбалась. Она не сдвинулась с места, когда я захлопнула дверь перед ее носом.
По пути домой Грэхем держал мою руку.
— Как ты себя чувствуешь?
— Лучше.
— Спасибо, что поехала со мной. Я знаю, для тебя это было непросто.
— Я рада, что ты провел время со своей дочкой. Она замечательная девочка.
Грэхем засиял.
— Она такая, да?
— Вы с Женевьевой обсуждали, как рассказать ей, что ты ее отец?
— Женевьева думает, что лучше пока ничего не говорить. Она считает, что мы должны проводить больше времени вместе, чтобы топом, когда, наконец, скажем ей, она уже чувствовала себя со мной комфортно. Она предложила мне снова прийти к ним на ужин на этой неделе.
Конечно же, предложила.
— Наверное, это хорошая идея.
Наши разговоры никогда не были такими неестественными. Я знала, мы оба это почувствовали, но никто из нас не знал, как это исправить. Хотя Грэхем продолжал пытаться.
— Так что ты думаешь о Хэмптоне?
— Ты хочешь, чтобы я была честной?
— Конечно.
— Мне кажется, пейзаж очень красивый. Океан, дома, все эти лодки на пристани. Но я не могу представить себе, что захочу провести в этом месте лето. Люди кажутся просто… однородными.
— Можно и так сказать. Это никогда не было и моим любимым местом. На самом деле, оно совсем другое в межсезонье. Я всегда любил приезжать в октябре или ноябре. Город выглядит совсем по-другому, когда там только местные жители.
— Если это не твое любимое место, почему ты купил этот дом?
— Женевьева захотела. И, если быть честным, в то время иметь дом в Хэмптоне было символом статуса и казалось важным.
— А сейчас нет?
Грэхем сжал мою руку.
— Мои приоритеты изменились.
— Если бы ты захотел купить летний дом сейчас, где бы он был?
Он незамедлительно ответил:
— В Бруклине.
Я усмехнулась.
— Ты бы провел лето в Бруклине?
— Я бы провел лето в тебе. И даже не важно где.
Глава 26
Сорайя
В среду вечером Грэхем ужинал с Женевьевой и Хлоей. Я поняла, что мне будет тяжело сидеть дома и представлять их троих за обеденным столом. Так что вместо того, чтобы отправиться домой, зашла в тату-салон Тига и Делии, и мы объелись суши с саке. К половине десятого, когда пришло время закрываться, я наелась и была достаточно пьяна, чтобы, наконец, идти домой.
Выбравшись из рабочей одежды, я поставила телефон на зарядку и забралась в кровать. Едва я закрыла глаза, как раздался звонок. Так как Грэхем не писал весь вечер, я подумала, что он может заехать. Я подошла к двери, нажала на кнопку домофона, чтобы впустить его, открыла защелку на двери и ждала, пока услышу шаги.